Обсуждаются связанные с переходом от интеграции к инклюзии изменения трактовки политики в отношении Другого в сфере образования, актуальность изучения которых обусловлена законодательным закреплением политики инклюзии в российском образовании после ратификации Конвенции ООН по правам инвалидов и принятия нового закона об образовании. Теоретический контекст этого сдвига от политики интеграции к инклюзии остается недостаточно проясненным в своих философских основаниях, что и составляло задачу работы. Эти сдвиги рассматриваются в контексте изменения в социальных науках доминирующего теоретического контекста понимания Другого и его места в обществе, которое трактуется как переход от функционализма к структурализму и социальному конструкционизму, отталкивающемуся от предложенной в рамках структурализма языковой метафоры культуры (культура как язык). Дихотомия функционализма и социального конструкционизма, основанного на языковой метафоре культуры, рассматривается в контексте концепции Ч. Тейлора о теориях современности (акультурных и культурных) и концепции культуры как открытости Другому (Л.С. Черняк). Такой подход определяет как метод изучения проблемы исследования, так и новизну полученных результатов. Понимание нормы, рациональности, отношения к Другому в рамках политики интеграции или инклюзии зависит от интерпретации культуры либо скорее как преемственности образа жизни (доминирование парадигмы времени), либо скорее как многообразия замкнутых на себя жизненных миров со своими традициями, культурными кодами (доминирование парадигмы пространства). Причем переход от интеграции к инклюзии и, соответственно, от функционализма к социальному конструкционизму можно понять как выражение пространственного поворота в социальных и гуманитарных науках. Ключевым моментом подхода к решению проблемы культурных оснований политики в отношении Другого в образовании представляется понимание культуры как проекта свободы человека, реализующего свою открытость Другому.

Визуальная антропология является современной и перспективной научной дисциплиной, привлекающей все большее количество исследователей. Междисциплинарность визуальной антропологии вовлекает в свою сферу исследователей из множества других, смежных научных дисциплин, а также представителей различных видов изобразительного искусства. Новые вызовы социально-гуманитарным дисциплинам предполагают не только модернизацию существующей теоретико-методологической базы, но и поиск иных оригинальных концепций для решения актуальных задач. В статье освещаются наиболее характерные для современности темы и направления исследований в рамках визуальной антропологии, такие как: антропологическое кино, антропология искусства, антропология дизайна и прикладная визуальная антропология. Проанализированы основные тенденции и направления развития научной дисциплины, а также теоретические и методологические концепции. Определены наиболее перспективные сферы исследований визуальной антропологии в контексте социальных и гуманитарных наук. Актуальность работы заключается в структурировании исследовательской теории современной визуальной антропологии, а также в анализе актуальных проблем и методологических решений. Статья апеллирует к современным теориям и базируется на актуальных концепциях развития визуальной антропологии как научной дисциплины. Использована литература современных визуальных антропологов, рассматривающих теоретические и практические аспекты научной дисциплины.

Проведенное исследование позволяет утверждать, что основной особенностью современной визуальной антропологии как научной дисциплины являются ее междисциплинарность, стремление к синтезу сфер гуманитарных наук и изобразительного искусства, расширение базы визуальных источников и сфер практического применения наработанных теоретических знаний. Наиболее перспективные пути развития научной дисциплины обусловлены указанными особенностями.

В статье представлена этнокультурная идентичность как реальность социального самопонимания. Отмечается, что процессы, связанные с глобализацией культурных практик и разрушением этнокультурной самобытности современных обществ, актуализируют вопрос о перспективах исторической сохранности самих основ общественной жизни. Социальные смыслы человеческого существования сохраняются не только за счет все нового культурного производства; само это производство становится возможным, надежным и исторически эффективным при постоянном осмыслении фундирующих основ традиции, из которой растет новация, в том числе и визуальных форм бытовой, праздничной народной культуры. Ослабленная способность постмодернистского человека конца ХХ — начала XXI в. воспринимать ценностно-визуальные коды традиции обусловила глобальное упрощение и индивидуализацию социального самопонимания. Отсутствие естественной практики созидательного размышления на конкретном визуальном материале — непосредственно или в творческом процессе — нивелирует восприятие ценностных оснований культуры в границах мира вещей, которые в результате становятся ценными сами по себе, как предметы удовлетворения базовых потребностей. Вопрос об исторической сохранности основ общественной жизни становится, по существу, вопросом об этнокультурной идентичности, актуальном переформатировании современных этнокультурных практик, новых инициативах по сбережению традиционных основ культуры с целью сохранения «человеческого капитала» в глобальном мире, который стремится насколько возможно сохранить свою гуманитарную природу и историчность.

Анализируется феномен гиперреалистического тела в контексте феноменологического дискурса «телесности». В неклассической эстетике ХХ в. интерес к телу как философской категории сформировался под влиянием феноменологов второй волны, и до сих пор «телесность» остается актуальной проблематикой постмодернистского дискурса. Современные западные и отечественные исследователи стремятся к синергийному синтезу философии, нейрофизиологии и психологии, анализируя формирование субъективности в условиях нарастающих тенденций постгуманизма. Особенно важным представляется осмысление категории тела в контексте влияния виртуальной реальности на современного человека, соотнесение виртуального тела и реального, из которого и рождается, по мнению автора, новый феномен «гиперреалистического тела». С одной стороны, виртуальность является импульсом к гипертрофированной чувственности, реализуемой современными художниками, с другой — порождает «новое зрение», измененное под воздействием виртуального опыта. Таким образом, концепт «гиперреалистического тела» рассматривается в статье в двух аспектах: как феномен сознания, и как жанр современного искусства — гиперреалистической скульптуры. В связи с развитием технологий и тенденциями постгуманизма «гиперреалистическое тело» становится шизофреническим желанием сверхчувственности, пределом гипертрофированной видимости реальности, симулякром и иллюзией целостности тела без органов, деградацией воображения воспринимающего субъекта. С точки зрения футуристической культурологии — это знаковое явление, очередной ключевой шаг в эстетической деятельности человека по созданию собственной искусственной реальности, следующим шагом которой очевидно станет одушевление искусственного тела, что возвращает нас к проблемам постгуманизма. Делается вывод о том, что иллюзия, производимая роботом, симулирующим натуральное тело, наделенное неким искусственным «я», вполне естественно встраивается в восприятие современного человека.

Культурная память является сегодня актуальной и хорошо разработанной темой. Однако этого нельзя сказать о формах ее визуализации — коммеморативных практиках. Феномен коммеморации привлекает внимание ученых-гуманитариев, но осмысляется в основном в практической плоскости (как совокупность конкретных мемориальных событий и реакций на них). В статье предпринята попытка добавить к данному исследовательскому ракурсу теоретический аспект изучения. В основе коммеморации лежат несколько значимых признаков, отличающих ее от иных способов визуализации культурной памяти — публичность, коллективность, ритуальность, ретроориентированность, аксиологическая направленность и эмоциональность. Ее структуру составляют три взаимосвязанных элемента: ядро (повод поминовения — значимая личность, событие, совокупность событий, место и т. п.), символ (мифологема, создающая вокруг ядра некое образно-ценностное пространство, адресуемая социуму и моделирующая формы и способы его бытия) и функция (выполняемая задача — интеграция, идентификация, социализация, компенсация, накопление и др.). На основе этой трехчастной структуры разработана методика анализа конкретных коммеморативных практик (на примере наименования улиц Челябинска). В рамках реализации данной методики выделен ряд критериев анализа коммеморативного ядра: территориальная локализация (региональная, общероссийская или мировая), хронологическая локализация (период до XX в., XX столетие, постсоветский период), тип (личность, событие, место), тематика (презентация отдельных сфер). Проведенный в соответствии с указанными критериями контент-анализ эмпирического материала (наименование 260 улиц) позволил выделить наиболее востребованные коммеморативные символы («наследие» и «герой»), а также дал возможность сделать не только частные выводы об отдельных направлениях сохранения и популяризации культурной памяти, но и выводы более широкого порядка — о ценностных стратегиях современной культурной политики.

Для успешной деятельности необходимо уметь выстраивать коммуникацию со своей аудиторией в условиях постоянно меняющейся высококонкурентной среды. В современном мире, превратившемся в глобальное медийное пространство, арт-бизнес и сфера культуры не являются исключением. У арт-рынка есть потребность в создании особого информационного поля.  С эпохи модернизма информационная функция арт-рынка становится все более значимой. Имя в искусстве — выразитель бренда, и эта тенденция прослеживается уже в продвижении импрессионистов маршанами Полем Дюран-Рюэлем, Жоржом Пти, Амбруазом Волларом. Так и сегодня востребованность художника во многом зависит от информационного сопровождения его жизни и творчества.

Анализ возрастающей роли медиа в продвижении художников с акцентом на культурологический анализ в русле эволюции различных художественно-эстетических концепций с конца XIX до начала XXI в., а также вопросов, связанных с пониманием новых медиа и их роли в арт-процессе, предложенные автором, представляются перспективным направлением в отечественной прикладной культурологии, еще не успевшим получить должной проработки.

Автор приходит к выводу, что медиакоммуникации играют важную роль в продвижении художественных течений и художников, неважно о каком эстетическом направлении идет речь. Появление художника на обложках авторитетных изданий, цитируемость в СМИ, наличие интервью является частью карьеры художника наравне с выставочным портфолио, представленностью в коллекциях и аукционной статистике. В отдельных случаях СМИ являются также способом легитимизации тех или иных направлений в искусстве. На рубеже XX—XXI вв. с развитием мультимедийных технологий и Интернета можно констатировать переход от сложившейся в ХХ в. системы арт-рынка с вертикальной иерархией к горизонтальным связям и конвергенцией между различными участниками художественных коммуникаций. При этом использование медиатехнологий в современном арт-процессе никак не связано с качеством художественного продукта, а одинаково важно для всех.

Современная социология рассматривает культурный капитал как один из существенных факторов культурного потребления. Однако использование этого понятия в эмпирических исследованиях культурологической направленности до сих пор наталкивается на серьезные трудности, связанные с концептуальной неоднозначностью термина и невозможностью измерения культурного капитала методами, традиционно используемыми в социологии культуры и искусства. Рассматриваются методологические проблемы концептуализации понятия «культурный капитал» с точки зрения культурологии как одного из ключевых драйверов, определяющих объемы и характер культурного потребления. Смысловую доминанту статьи составляет обоснование и изложение практического опыта определения количественной меры культурного капитала с использованием современных аналитических методов, которое было осуществлено автором в ходе масштабного конкретно-социологического исследования аудитории посетителей Государственной Третьяковской галереи. В ходе изучения было проверено несколько гипотез о связи меры культурного капитала с индивидуальными особенностями его передачи и накопления, а также о его влиянии на характер и масштабы культурного потребления, в частности, посещаемости учреждений культуры и искусства. Полученные результаты опровергают некоторые устоявшиеся стереотипы о влиянии образования и возраста на потребление искусства и уточняют представления о поведенческих особенностях аудитории художественного музея. Выводы, сделанные по материалам данного исследования, представляются не частным результатом отдельно взятого эмпирического опыта; они вскрывают некоторые общие закономерности культурного потребления и полностью вписываются в широкий контекст мировой практики научных исследований аудитории искусства. Приводимые результаты исследования убедительно показывают потенциал и высокую объясняющую способность культурного капитала как движущего фактора потребления искусства.

На Втором Ватиканском соборе (1962—1965) были сформулированы принципы активного участия прихожан в литургической и пастырской жизни Церкви. Введение в католическое богослужение совместного пения повлекло за собой значительное переосмысление культового репертуара. Одним их ведущих жанров коллективного исполнения в мессе стали гимны проприя, которые до сих пор не получили единого наименования в российской литургической практике. В связи со значительными изменениями, которые произошли в гимнографии в ХХ в., вводится понятие «песенный литургический гимн» — богослужебное песнопение на национальном языке для общинного исполнения в процессионных разделах реформированной мессы. Анализируются гимны современных композиторов Г. Гселя «Ты добрый Пастырь мой» и П. Бебенека «Слава Тебе, Господь», закрепившиеся в деятельности российских католических приходов.

В песенном литургическом гимне традиционные приметы церковных песнопений дополняются атрибутами светской культуры. С храмовой практикой новое гимнотворчество сближает неразрывная связь с церковной средой, подчиненность богослужебным задачам. Современные гимны стилистически дистанцируются от бытовой музыки, но вместе с тем вбирают некоторые атрибуты песенности. Подчеркивается, что жанровая доминанта церковных песнопений постоянна, она не меняется на протяжении веков. В песенном литургическом гимне новые условия исполнения влияют на переинтонирование жанрового наследия.

Второй Ватиканский собор положил начало движению интеграции и придал импульс расширению музыкальной лексики богослужения. Заметную роль в изменении современного репертуара сыграло официальное разрешение национальных идиом в церковной практике. Определение «песенный литургический гимн» отражает новую позицию Святого престола относительно непосредственного участия прихожан в мессе.

Статья посвящена истории спасения от гибели в 1920-х гг. великолепного произведения древнерусского искусства — шестиярусного барочного иконостаса, который был создан мастерами-иконописцами круга Оружейной палаты Московского Кремля в начале XVIII в. для церкви Трех Святителей у Красных ворот в Москве. По результатам научно-исследовательской работы и архивных поисков, на основании анализа и сопоставления многочисленных протоколов заседаний Комиссии по архитектурной реставрации и охране памятников и других документов, касающихся сноса архитектурного ансамбля Красноворотской площади, а также документов, хранящихся в архиве церкви святого Иоанна Воина, выявлены имена специалистов, имевших отношение к сохранению главного иконостаса разрушаемого храма Трех Святителей, а также уточнены даты закрытия и сноса церкви у Красных ворот, перевоза и передачи иконостаса. Отражаются основные этапы долгой и драматической борьбы искусствоведов и реставраторов за спасение от сноса Красных ворот и Трехсвятительской церкви, сохранение главного храмового иконостаса. Показано, как в условиях противостояния церкви и большевистской власти, на фоне широкомасштабного уничтожения памятников культуры был организован сложный процесс переноса главной храмовой святыни и сокровища, кем и когда иконостас был перевезен в храм Иоанна Воина на Якиманке. Рассказывается о самоотверженном труде и удивительном подвиге искусствоведов, архитекторов и реставраторов, усилиями которых этот замечательный памятник резьбы и живописи был сохранен.

Объектом исследования данной статьи является очерченный предшествующими исследователями круг высказываний и характеристик, содержащихся в произведениях А.С. Пушкина и касающихся мировоззренческих идей, принципов и смыслов, имевших хождение в пушкинское время. Предметом — их философская составляющая.

Автор проводит ценностную дифференциацию философских предпочтений А.С. Пушкина в контексте мировоззренческих интересов его эпохи и определяет основные их профили как «близкое», «не принимаемое» и «нейтральное».

В качестве методологических средств применяются анализ и научная рефлексия, а эмпирическим материалом выступают работы специалистов разных направлений гуманитаристики, посвященные данной теме. Полученный аналитико-рефлексивный материал структурируется при помощи типизации и классификации, что позволяет автору исследовать логику мировоззренческой и идейной эволюции поэта и роли в ней философии и предложить собственную ее интерпретацию. Вкладом автора в разработку данной темы является также аргументация гипотезы своеобразия художнической рефлексии и рефлексивности (в сравнении с рефлексией и рефлексивностью философской).

В среде русской эмиграции 1920—1930-х гг. образовалось особое сообщество представителей художественного мира, поддерживающих тенденцию сохранения отечественной культуры и вместе с тем стремившихся вписать ее в мировой контекст, учитывая творческие поиски, которые велись в то время. Один из таких представителей эмиграции — живописец, график, сценограф В.И. Шухаев (1887—1973). Именно во Франции развернулась его деятельность как автора книг художника, воспринимаемых в качестве особого произведения искусства, в котором значимы все элементы книги. Две значительные работы В.И. Шухаева в области книжной графики связаны с именем А.С. Пушкина: иллюстрации и оформление к повести «Пиковая дама» и трагедии «Борис Годунов».

В качестве материала для исследования в настоящей статье использовано французское издание 1923 г. «Пиковой дамы» А.С. Пушкина. Этот выбор обусловлен тем, что В.И. Шухаевым не только выполнены иллюстрации, но также представлено своеобразное видение произведения, он самобытно проясняет и конкретизирует отдельные особенности сюжетного построения повести свойственным ему художественным языком.

Предмет конкретного изучения — своеобразие видения В.И. Шухаевым главного персонажа произведения — Германна, особенности его портретной характеристики и приемы ее организации. Последовательное прочтение произведения, несомненно, отразилось в иллюстративном пространстве повести. Художник практически создает свой вариант видения текста, акцентируя внимание на драматической составляющей произведения. Он использует визуальность изображения А.С. Пушкина, чтобы вывести свою читательскую концепцию прочтения «Пиковой дамы». Показаны основные приемы работы художника, проявившего себя продолжателем традиций и новатором.

Как иллюстратор В.И. Шухаев не только выдержал конкуренцию с французскими художниками, но и внес собственные находки: предложил принцип монтажа в графике, разработал новую методику рисунков тушью, создал единый художественный комплекс книги от обложки до последней концовки. В.И. Шухаев доказал, что оформление, полностью адекватное авторскому замыслу, возможно лишь при условии, что художник создает все части образа книги, подчиняя их единой творческой концепции.

Освещается начало грузинского периода в жизни знаменитого художника Евгения Евгеньевича Лансере (1875—1946), активного участника выставок «Мир искусства», академика Императорской академии художеств (1912). Его творчество условно делится на три периода: петербургско-усадебный (включая учебу в Париже и поездки за границу, в Дагестан в 1912 г. и на Кавказский фронт Первой мировой войны), кавказский (после переезда в Дагестан в ноябре 1917 г.) и московский (после окончательного переезда в Москву в 1934 году). Кавказский период, насыщенный произведениями, выполненными в разных жанрах и техниках, остается наименее изученным, поскольку в советское время по идеологическим причинам многие его эпизоды замалчивались. Так, почти ничего не было известно о поездке Е.Е. Лансере в Баку в июле 1919 г., о его работе в Отделе пропаганды при правительстве Вооруженных сил Юга России с сентября 1919 г. и пребывании в Новороссийске в январе—марте 1920 года. Многие документы, письма, портреты были изъяты из общедоступных фондов после репрессий 1920-х—1930-х годов. Показана активная культурная жизнь художника накануне советизации Грузии в феврале 1921 г., не освещавшаяся полноценно ни в основной монографии О.И. Подобедовой о творчестве мастера (1961), ни в исследованиях обобщающего характера по истории искусств Грузии. Картина восстановлена с учетом дневниковых записей и переписки Е.Е. Лансере, находящихся в разных архивах.

Актуализация роли системы художественного образования, направленной на выявление и обучение одаренных детей в сфере культуры, целеполагания дополнительных образовательных программ в области искусств вызвана концептуальными документами, принятыми за последнее пятилетие на высшем государственном уровне, а также отраслевыми органами государственной исполнительной власти. Мероприятия по реализации государственной культурной политики определяют реформирование системы художественного образования на долгосрочный период и направлены, прежде всего, на решение проблемы воссоздания отсутствующей в ряде субъектов Российской Федерации вертикали взаимодействия между региональными органами управления культурой и муниципальными образованиями по вопросу функционирования детских школ искусств и перспектив их развития. В ситуации децентрализации управления, возникшей вследствие разграничения полномочий между органами федеральной, региональной власти и местного самоуправления, а также ослабления творческих и методических связей между детскими школами искусств, профессиональными и высшими образовательными организациями, первопричиной которых называется в числе прочих ведомственная разобщенность, — ряд полномочий по координации деятельности учреждений дополнительного образования и органов управления культурой субъектов Российской Федерации возложен на региональные учебно-методические (ресурсные) центры. В статье рассматривается современная проблематика функционирования и взаимодействия учреждений дополнительного образования сферы культуры — детских школ искусств (по видам искусств) и дополнительного профессионального образования — учебно-методических центров. Особое внимание уделяется исторически сложившейся взаимосвязи детских школ искусств (по видам искусств) и учебно-методических центров (методических кабинетов), на которые возложена работа по научно-методическому, информационному обеспечению деятельности детских школ искусств. На основе ретроспективного анализа состояния региональных учебно-методических центров дается прогноз их развития в контексте реализации государственной культурной политики на этапе начала реализации Плана мероприятий («дорожной карты») по перспективному развитию детских школ искусств на 2018—2022 годы. Данный документ, утвержденный в январе 2018 г., имеет своей целью объединение усилий Министерства культуры Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, особо акцентирует внимание на задаче сохранения и развития сети детских школ искусств, которые являются первым звеном в не имеющей аналогов в мировом образовательном пространстве российской трехуровневой системе художественного образования. Базируясь на примерах и показателях деятельности детских школ искусств Кировской области, автором делается прогноз вариативности решений учредителей региональных учебно-методических центров в пореформенный период, подчеркивается важность понимания роли системы образования в области искусств, особенно — дополнительного как основного ресурса развития культурного пространства регионов и в целом страны.

К моменту провозглашения независимости в странах Латинской Америки сформировалось просвещенное сословие, принципиально отличавшееся от своих предшественников автономией по отношению к государственной власти. Несмотря на идеологические различия, их общей миссией было составить «символическую карту» новообразованных республик, наделив обширное, этнически и социально неоднородное пространство родной земли новыми культурными смыслами.

Писателям, поэтам, историкам и публицистам второй половины XIX в. предстояло в первую очередь переосмыслить на американской почве такие устоявшиеся в европейском сознании политические концепты, как «государство» и «нация». Для решения этой задачи литераторы заимствовали отточенные в Европе формальные методы и приемы. Так, в рамках латиноамериканского социального романтизма поиск национальной идентичности совершался путем обращения к мифу.

В статье рассматривается опыт литературного мифотворчества в трудах аргентинских последователей романтизма. Основным материалом данного лингвокультурологического исследования послужило программное произведение просветителя и государственного деятеля Доминго Фаустино Сармьенто (1811—1888) «Цивилизация и варварство: Жизнеописание Хуана Факундо Кироги, а также физический облик, обычаи и нравы Аргентинской Республики».

Изданное в 1845 г., в разгар многолетнего гражданского противостояния в Аргентине, оно снискало у соотечественников успех как жестокий памфлет в адрес бывшего тогда правителя, губернатора провинции Буэнос-Айрес Х.М. Росаса, чья единоличная власть опиралась на местах на грубую силу народных каудильо. Между тем глубинный замысел текста воплотился в центральной фигуре повествования, «злом гаучо» Факундо Кироге. На историческом материале гражданской войны первой трети XIX в. писатель создал мифоэпического героя, призванного персонифицировать подспудные движения молодой аргентинской нации.

В ходе структурного анализа мифа о харизматичном народном лидере Факундо выделяются мифологические ипостаси этого сложного художественного образа, органично сочетающего в себе черты первопредка, тотема, трикстера и героя. Следует вывод о роли литературного мифа как культурного медиатора аргентинского общества.

Представлена рецензия на монографию Ю.Н. Столярова «Истоки книжной культуры» (Челябинск: ЧГИК, 2017. 500 с.), которая открывает новое направление в культурологии и книговедении. Исследованы четыре основных истока книжной культуры: мифы разных народов мира о ниспослании письменности, фольклор, религия и эпос. Автор формулирует исходные научные подходы, позволяющие ответить на ключевые вопросы, касающиеся предмета исследования: устное слово предшествовало появлению письменности; слово и письменность — результат мыслительной деятельности человека; письменность — величайшее изобретение человечества, яркий и наиболее значимый фактор «человека культурного»; устное народное творчество — неиссякаемый источник сведений о дописьменном периоде и первых элементах письменной культуры; понятие «книга» следует рассматривать широко, как любой носитель информации о чем-либо; мифы разных народов мира, произведения устного народного творчества, основные теологические первоисточники позволяют установить ориентировочное время происхождения письменности у того или иного народа; восточные славяне обладали как минимум элементами письменности до введения кириллицы.

Дается высокая оценка фундаментальной монографии Ю.Н. Столярова, представляющей новое направление в исследовании истории мировой книжной культуры — предыстории ее возникновения, нашедшей отражение в мифологии, фольклоре, религиях и эпосе. В особую заслугу автору ставится приведение доказательств наличия письменности и грамотности у славян в докириллическую эпоху.

Статья раскрывает современную значимость мыслей В.В. Розанова, зафиксированных в его архивном наследии. Они актуальны для определения объективной оценки событий, происшедших на театре военных действий Первой мировой войны и влиянии их на будущее России. Отмечено изменение настроений мыслителя по мере продвижения к финалу боевой кампании. Эти факты нашли отражение в его знаменитом «Апокалипсисе нашего времени». В процессе нарастания военных поражений на фронте в текстах В.В. Розанова все большее место находит  неверие в благополучный исход войны. Первые же мысли о происходящем не увидели свет при жизни писателя и сохранились только в его литературно-эпистолярном архиве, часть которого размещена в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Впервые публикуется значимый фрагмент письма В.В. Розанова к старшей дочери Татьяне, повествующий  о неминуемой трагедии, грозящей стране после поражения армии. Немалую роль в военных неудачах России В.В. Розанов видел в разлагающей роли либеральной и революционной прессы, в ее влиянии на общественное сознание. Катастрофический финал предвидел не он один. В этой связи приводится аналогия с идеями его коллеги по газетному цеху журналиста М.О. Меньшикова, поверявшего свои мысли в последние месяцы войны лишь Дневнику. Исследования показали очень много общего не только в личных судьбах, но также и в настроениях и взглядах на исторический процесс в последних литературных творениях мыслителей.